Приплыли…
На стрельбище — я задержался до вечера. Весь день пошел к черту. Что произошло… хороший вопрос, что произошло. Патроны — я получал здесь, на стрельбище, это удобно, просто и дешево, намного дешевле, чем заказывать иными путями. И мне — подсунули патроны, в которых порог был подменен на ТЭН. Одного такого — хватило, чтобы произошел взрыв, искалечивший и убивший Камаля. И если бы он не взял мое оружие — убило бы меня. Другие патроны с великой предосторожностью вскрыли — там тоже оказался ТЭН. Взяли за шкирку каптенармуса — урода, который патроны выдавал — но он хватался за голову и молил Аллаха, что ничего не знал. Можно было и поверить — пачка с патронами ничем не отличалась от других таких же. Даже если бы она открывалась немного по-другому, так как открывается пачка, открытая не первый раз — я и то заподозрил бы неладное.
Из головы — не идет взгляд подполковника. Вот же ублюдок. Гнида паскудная. Из-за денег, а из-за чего же еще. Я — опасный свидетель и единственный русский там. Эти… похоже подельники, с которыми делиться не захотел. Камаль — похоже мне именно это и сказать хотел, совесть мучала. Потому и психовал. Здесь нельзя воровать. Говорят, что все арабы воришки — но это совсем не так, большинство людей здесь все таки не утратило совесть и если кого-то кидают — потом совестью мучаются. Это мы — в девяносто первом совесть на жвачку Turbo сменяли.
И что теперь делать?
Так ничего и не решив — возвращаюсь в Багдад. Не один — подсадив в новую машину двоих советников. Внезапно — мне приходит в голову, что автомат Камаля у меня. Мы поменялись с ним оружием — а получилось, что поменялись судьбой…
Что делать…
Башка — просто раскалывается.
Майор Константин Палыч Горностай, профессиональный сапер из Марьиной горки, который учит иракцев подрывному делу — свойски хлопает меня по плечу.
— Не бзди, Капустин. Давай хоть чаю попьем, заедем…
Тоже дело. Сворачиваю у первой же забегаловки. Там подают чай… отличный, кстати чай. Британцы научили иракцев пить чай с молоком — хотя и по-бедуински, с солью и жиром — они его тоже пьют. Не пьют они его только по-нашему, то есть без сахара и очень крепкий, можно сказать, что и чифир. От такого чая как у нас — иракцы просто в отруб выпадают…
— Чего, Горностай… — второй советник, тоже белорус, капитан Бурак прихлебывает по-крестьянски чай, шумно — чего скажешь то? Роди гипотезу.
— А чего тут говорить. Понятное дело — взрывчатку напихали. Вопрос в том — откуда.
— Откуда-откуда. Из детонирующего шнура, откуда же еще… — буркаю я
— Ан, нет. Так и самому подорваться можно. Я эти патрончики смотрел… штучная, можно сказать работа. Если бы пулю вытаскивали, а потом обжимали — остались бы следы, хоть какие. А тут… нет, брат. Их в лаборатории делали. Понял?
— Да понял, я, понял…
Башка все-таки болит. И чай не помогает…
Белорусов я высаживаю в центре. У них тут — своя хатынка, ими же и охраняемая — а вот я на свою не пойду. Хрен вам. Сниму номер в отеле, там посплю. Теперь надо ходить опасно, Мусауи не из тех людей, которых можно оставить за спиной. Может, он мне и за Амани тоже мстит, я это давно подозреваю.
К ней я тоже не пойду. Подставлять не хочу…
Вечером, в условленном месте — я оставил СИМку. Чистую, в памяти которой записан номер, единственный, номер моего аппарата и одноразовый шифр к моему криптофону. Это — процедура экстренного контакта, оговоренная с Джейком, не знаю — работает ли кто по ней, после того, как Джейк… после того, как его замочили, короче. Надеюсь, что работает. Шифра хватит только на один разговор — после чего СИМка станет бесполезна. Именно такую процедуру мы установили — и она пока нас не подводила.
Остановился я в Султан-Паласе на площади Тагарият. Известный бизнес-отель, можно сказать — камерный, счет здесь дороже обычного, собственная охрана. Но мне на одну ночь, дальше что-то придумаю…
Попросил прислать ко мне отельного доктора — здесь они без работы не остаются. Больше ничего не оставалось, как ждать и думать…
Утром, нормально выспавшись — проверил метку. Ее никто не снял.
Контакт оборван. На той стороне провода — никого нет. Дверь закрыта. А если дверь закрыта нормальные герои делают — что? Нет, неправильно. Взрывают ее к чертовой матери…
Машина у меня была с карточкой министерства нефти — поэтому, в Зеленую зону я проехал запросто. А вот и посольство. Все те же частники на охране и высокий забор, скрывающий здания. Очередная осажденная крепость во враждебной стране, одна из многих.
К сожалению — на посту оказались те же парни, которые дежурили в прошлый раз. Едва увидев меня, старший смены, даже не сканируя сетчатку глаза нахмурился.
— Сэр, вам известно, что вы в списке нежелательных посетителей?
— Известно. Только я не посетитель. Мне надо кое-что передать. Вызовите кого-нибудь из сотрудников Багдадской станции.
— Простите, сэр…
— Багдадской станции, вашу мать, что вам неясно? — схамил я — я хочу сменить команду, ясно. Вызови, или ты будешь в таком дерьме, в каком здесь с две тысячи восьмого никто не был!
Две тысячи восьмой — год для Ирака особый. Можно сказать, победный. Именно в этом году, после всего того, что сделали американцы, после всех их правильных, в общем то действий, после всех достигнутых ими договоренностей — в стране началось массовое шиитское восстание. Часть полицейских и солдат, которых обучали американцы — открыли огонь по ним же, школы превратились в огневые точки. Именно после этого восстания, в военном плане провального, стало ясно, что из Ирака надо уходить полностью.